«А чего ты так долго умираешь?»
25 Декабрь 2013
·
·
4 494 Просмотров
Люди от меня ждут результата, причем с каждым очередным месяцем они становятся все нетерпеливее. Ах как я их понимаю! Трудно описать, как мне самому хочется наконец сказать: «Вот ради чего все страдания и ожидания — свершилось!» Мне регулярно теперь задают вопросы: «Ну, тебя вылечили?» Некоторые даже задают вопросы в стиле: «А чего это ты так долго умираешь, столько говорил о том, что при смерти…» А я все такой же — живой, но нездоровый. И самое ужасное в моей ситуации, что живым и нездоровым я останусь до самой смерти. Больные раком не вылечиваются — они в лучшем случае выходят в устойчивую ремиссию. Проще говоря, врачи как бы говорят: «Ну, пока вроде бы рак не активен, а что там завтра будет, узнавай у гадалки».Такая форма бытия имеет свои плюсы: помня о скоротечности и конечности жизни, проще делать несуразные поступки в своем настоящем. Так, я срывал коррупционную сделку в сфере транспорта на 97 млн рублей. Готовил аналитику, закидывал ее в гордуму, к проверенным депутатам, чтобы они вынесли ее на публику. Сделку удалось отменить. А я в процессе нет-нет да и проигрывал про себя фразу: «В России и за меньшие деньги убивают». А потом успокаивал сам себя: «А что мне? У меня же рак, депутат Х не страшнее этого».
Наверное, такой подход — плохое знамя для жизни. По крайней мере, он точно бесит тех, кому моя жизнь дорога как явление, безотносительно того, сколько автобусов по завышенной цене я не дал купить. Но ведь таких — меньшинство. А большинству нужен «выход годного», им надо, чтобы был результат, причем как можно быстрее. Полуживой, а 97 бюджетных миллионов отбил. Или: одной ногой в тюрьме, а шубохранилища разоблачает. Каков экшен!
А еще надо, чтобы я соответствовал. Не просто жил — жирно будет. А именно соответствовал. «Я тебе деньги жертвовал, а ты считаешь, что билеты на одну поездку в метро надо отменить! Как я заблуждался!» И это не дискуссионный вопрос, это не предмет спора о системах оплаты «по поездкам» и «по времени». Это просто разочарование: так хотелось сделать что-то стопудово хорошее. Ан нет, не срослось в этот раз. У него оказалось собственное мнение. Собственное — чего ради такого спасать?
В Нью-Йорк пришла зима — сложное время для таких чахлых людей, как я. Мне все еще переливают кровь, через день вводят антибиотики. В таких условиях не очень радуешься снегу и минусовым температурам за окном. Потому что как-то неуютно думать о том, чем может закончиться любая простуда.
Вот эта штука — негативный опыт — очень страшное явление. Болезнь, конечно, отнимает силы, но через некоторое время организм восстанавливается и живет как ни в чем не бывало. А вот память — она не отпускает, и ты помнишь ночи и дни в палате интенсивной терапии, себя, прикованного десятками трубок к аппаратам диализа, искусственного дыхания, капельницам. Ты очень хочешь и пытаешься этого не помнить. И я пытаюсь не помнить, что провалялся семь дней в коме из-за септического шока. О том, как это было, я знаю по рассказам других, но я видел последствия и знаю, что в те дни я был не просто беспомощен — я умирал.
После того как я вернулся в жизнь, я не мог уснуть, мне пришлось просить врачей выписать мне снотворные средства. Честно сказать, я начал несколько злоупотреблять гидроморфином, я просил его даже при не очень сильной боли, хотя раньше, наоборот, делал все, чтобы прибегать к обезболивающим, только когда уже совсем не было сил терпеть. Но сейчас… После введения лекарства все становилось не так отвратительно. С этим пришлось бороться, пришлось пересиливать привычку полагаться на подобные «костыли» для психики. Короче, я обратился за помощью к врачу.
Нет ничего бесполезнее психиатра, который не очень-то понимает тебя из-за языкового барьера. Я, впрочем, тоже ее не очень понимал. Мы пытались вести задушевные беседы о том, что меня теперь пугает и почему я требую от медсестер постоянно мерить мне температуру и давление. «Я боюсь снова получить сепсис», — честно объяснил я. «Но у вас же нормальная температура, нормальные лейкоциты и повышенное давление — невозможно получить сепсис при таких параметрах!» — сказала доктор. Что тут можно было ответить? «Да, я знаю, что это так». И да, я знаю, что при таких вводных заработать сепсис уж очень сложно. Но я также знаю, каково это — неделю проваляться в коме, очнуться с маской аппарата искусственной вентиляции легких на лице и мучительно восстанавливать силы для того, чтобы просто встать.
И это знание страшнее, а потому гораздо живее в моем сознании.
Есть опыт, который надо учиться забывать. У меня его накопилось слишком много…
http://newtimes.ru/a...s/detail/76329/
